Лайон Де Камп - Башня Занида [Авт.сборник]

— Ты считаешь, что войны возникают только по экономическим причинам? — спросил Эванс. — А ты когда-нибудь слышал о Крестовых походах? Или о войне, разгоревшейся из-за одной-единственной свиньи?

— Ты имеешь в виду войну, — попытался парировать Ву, — причиной которой какой-то сентиментальный, не разбирающийся в экономических и социальных факторах историк посчитал свинью…

— Прекратите! — закричал Чагас.

— Отлично, — заявил Эванс. — Спорю на выпивку, что озирианец согласится на наши условия.

— Принимаю, — ответил Ву.

Раздался звонок, и все вынуждены были встать.

Когда озирианец вошел, все двинулись ему навстречу, протянув руки и бормоча вежливые банальности. Гость опустил на пол пухлый портфель и пожал всем руки. Он был похож на маленького, всего на голову выше человека, динозавра, передвигающегося на задних лапах, с огромным хвостом для поддержания равновесия. Затейливый красно-золотой узор украшал его чешуйчатую шкуру.

Озирианец сел на услужливо поданный ему стул без спинки.

— Я очень рад, господа, — медленно произнес он с чудовищным, акцентом, естественным, если учитывать различие в строении голосовых органов человека и озирианца. — изучить предложение Всемирной Федерации и принять решение.

Чагаз наградил его ничего не значащей дипломатической улыбкой:

— Итак, сэр?

Посол, лицо которого не способно было выразить улыбку, высунул и быстро спрятал раздвоенный язык, и с раздражающей медлительностью начал объяснять свою точку зрения, загибая когти на лапах.

— С одной стороны, я хорошо знаю политическую ситуацию в Солнечной системе и особенно на Земле. Таким образом, я понимаю, почему вы выдвинули именно такие требования. С другой стороны, моему народу такие требования не понравятся. Они посчитают большинство из них несправедливыми. Могу привести возражения по каждому из пунктов. Впрочем, вы их и так знаете, свою позицию я могу объяснить значительно лучше при помощи короткого рассказа.

By и Эванс быстро переглянулись.

Вновь появился и исчез раздвоенный язык.

— Это правдивая история о тех далеких днях, когда мезонный двигатель впервые позволил вам выйти в межзвездное пространство и контактировать с нашей системой. Разговоров о межгалактическом правительстве еще не было, вы еще не научились защищаться от нашего гипнотического воздействия при помощи маленьких серебряных шапочек. Итак, молодой Ша’акфа, или по-вашему озирианец, прибыл на Землю в поисках мудрости…

Когда студент предпоследнего курса Херберт Ленджил предложил принять в братство «Йота-Гамма-Омикрон» первокурсника-озирианца Хитафею, заседание совета превратилось во что-то невообразимое. Сверкая очками, Херб настаивал на своем:

— Он подходит нам по всем статьям! У него есть деньги, он умный, компанейский, добродушный парень, близкий нам по духу. Ему доверили даже выкрикивать клич колледжа на соревнованиях, а он приехал сюда всего несколько недель назад! Конечно, было бы лучше, если бы он не выглядел как сбежавшая из зоопарка рептилия, но мы же цивилизованные люди и должны оценивать личность по ее внутреннему содержанию…

— Минуту! — Джон Фитцджеральд учился на последнем курсе и пользовался большим авторитетом в совете. — Мы и так напринимали слишком много странных типов в наше братство.

Он выразительно посмотрел на Ленджила, который с удовольствием разбил бы смазливую морду старшекурсника, хотя бы за то, что тот назвал его странным. Действительно, Херб не походил на бездельников, составлявших большинство братства, он был серьезным и непьющим студентом.

— Кто хочет, чтобы в «Йоте» швартовались все уроды нашего городка, — продолжил Фитцджеральд. — Потом появится какой-нибудь жук или двухметровый богомол, и вам скажут, что это кандидат в братство, прилетевший с Марса…

— Но, — попытался перебить его Ленджил, — в нашей хартии есть антидискриминационный пункт. Мы не можем запретить этому человеку, то есть студенту…

— Можем, — возразил Фитцджеральд, демонстративно зевая. — Этот пункт касается только представителей человеческих рас. Существа, не принадлежащие к человеческому роду, здесь ни при чем. Мы — клуб джентльменов, а Хитафея уж точно к ним не относится.

— Но принцип тот же, — не сдавался Ленджил. — Почему, вы думаете, Атлантик является одним из немногих университетов, в которых сохранились братства? Потому что нам всегда удавалось поддерживать демократические принципы, избегать снобизма и дискриминации.

— Чушь! — воскликнул Фитцджеральд. — Подбор в братство родственных по духу людей не является дискриминацией. У меня не возникло бы никаких возражений, если бы Херб предложил принять в братство какого-нибудь жителя Кришны, они, по крайней мере, походят на людей…

— Но не учатся в нашем университете, — пробурчал Ленджил.

— …так ведь нет, он притащил ужасную, покрытую чешуей рептилию…

— Джон ужасно боится змей, — заметил Ленджил.

— Как и любой нормальный человек.

— Ты совсем спятил, брат Фитцджеральд. У тебя невроз, вызванный…

— Вы отклони лились от темы обсуждения, — прервал их президент брат Браун.

Споры продолжались еще какое-то время, пока не наступило время голосования. Фитцджеральд забаллотировал Хитафею, а Ленджил — младшего брата Фитцджеральда.

— Эй! — возмущенно воскликнул Фитцджеральд. — Это нечестно.

— Почему? — парировал Ленджил. — Мне просто не нравится этот оболтус.

После ожесточенного спора оба сняли вето с кандидатов противника.

Выходя из зала, Фитцджеральд ткнул Ленджила в солнечное сплетение большим пальцем размером с ручку от швабры и сказал:

— Завтра приведешь на игру Элис, понял? И чтобы все было в порядке.

— Хорошо, Вонючка. — Ленджил направился в свою комнату заниматься. Им с Джоном удавалось сосуществовать, несмотря на взаимную неприязнь. Для Ленджил а Фитцджеральд олицетворял киношный идеал настоящего студента, а Фитцджеральд, в свою очередь, завидовал умственным способностям Ленджила. Без сомнений, Фитцджеральд поручил свою подружку заботам Ленджила, потому что считал его безобидной размазней, неспособным приударить за девчонкой.

На следующий день, в последнюю субботу две тысячи пятьдесят четвертого футбольного сезона Атлантик принимал Йельский университет на своем поле. Херб Ленджил проводил Элис Холм на трибуну. Как обычно, в ее присутствии язык Херба прочно прилип к нёбу, поэтому он принялся внимательно изучать розовую карточку, прикрепленную кнопкой к спинке сидения в соседнем ряду. Надпись на ней разъясняла, что необходимо сделать по команде капитана болельщиков с большим куском картона, выкрашенным оранжевой краской с одной стороны и черной — с другой, чтобы зрители противоположной трибуны увидели букву, цифру или картинку.